Первым делом я добралась до городка Хамильтепек в шестидесяти километрах от Пуэрто-Эскондидо, где, если верить статье, жил и работал Сантьяго де ла Круз, последний из специалистов по производству пурпура. Сантьяго зарделся от удовольствия, узнав, что я приехала аж из самого Гонконга, чтобы встретиться с ним.

«Тебе повезло. Я уже старый. Вот умру, и кто тогда поможет тебе найти твою улитку?»

Мне показалось, что он кокетничает, поскольку вообще-то Сантьяго было всего лишь чуть за пятьдесят, и он отлично сохранился для своего возраста, правда, последние восемь лет болел сахарным диабетом.

Сантьяго впервые заинтересовался традиционными рецептами пурпура шестнадцать лет назад, когда один из стариков, некогда занимавшийся собиранием пурпура, показал ему колонию моллюсков. С тех пор Сантьяго обшарил буквально все уголки побережья. Он обещал и меня взять на «пурпурный берег», правда, предупредил, что могут возникнуть проблемы с лодкой, так что придется прихватить кого-нибудь еще.

«Мы обычно всегда так и делаем. Один караулит, другой ищет. А то и погибнуть недолго».

На следующий день вечером мы снова встретились с Сантьяго, и по дороге он рассказывал о трех цветах «караколь», которые странным образом вторят цветам мексиканского флага.

«Сначала жидкость белая, потом она зеленеет, а в конце становится пурпурной или красной».

Поскольку изначально пигмент белый, то на профессиональном жаргоне процесс называется «дойкой».

В 1983 году японцы подписали контракт с правительством Мексики, чтобы собирать пурпур для кимоно, но в результате погибало много моллюсков, и после нескольких лет давления на власти контракт расторгли и мексиканцы получили эксклюзивное право на добычу пурпура в Оахаке.

У Японии длительная история взаимоотношений с пурпуром. Традиционно считается, что фиолетовый — это цвет победителей, а также цвет ткани, в которую синтоистские священники заворачивают самые ценные предметы в храме; кстати рефери в популярной в Японии борьбе сумо тоже носят костюмы такого оттенка, получившего в Стране восходящего солнца название «мурасаки». Звучит очень похоже на «мурекс», не правда ли? Такой псевдоним взяла себе автор прославленного классического романа «Повесть о Гэнцзи». У японцев есть свой моллюск, который дает пурпур, но встречается он крайне редко, а потому самый популярный краситель в этой стране производят из растения, которое по-японски называется мурасакино, а в Европе воробейник. Неудивительно, что японцев так привлек мексиканский пурпур.

Начался прилив. Мы встретились с четырьмя юношами и все вместе вышли в море. Я участвовала в процессе наравне с остальными, хотя и не очень представляла, что именно ищу. Разумеется, первым моллюска отыскал опытный Сантьяго. Раковина оказалась маленькой, размером примерно со спичечный коробок, и вовсе не такой колючей, как ливанские мурексы. Сантьяго взял ракушку в руку, потом резко дунул на нее, и вдруг показалась крошечная капелька, которая на глазах меняла цвет: из молочно-белой стала ярко-зеленой, словно лайм, а потом превратилась в пурпур. Этот пигмент чувствителен к солнцу, и пурпурный получается при воздействии солнечных лучей, иначе капелька так и останется зеленой. Сантьяго размазал пурпур по мотку белой пряжи, которую прихватил из дома. Таким образом решается проблема закрепления краски на ткани: фактически он не красил шерсть, а рисовал на ней.

Один из наших сопровождающих, пятнадцатилетний Рико, увлекшись, раздавил раковину, и Сантьяго отругал его: «Японцы убивали моллюсков, а мы так не делаем. Только подумай: люди к нам аж из Гонконга едут, чтоб посмотреть на наш пурпур. Мы должны ценить его».

Пряжа валялась на дне лодки. К сожалению, я уже поняла, что это не тот цвет, о котором писал Плиний. Это был лиловый или розовато-лиловый, лавандовый, назовите, как хотите, но вовсе не цвет свернувшейся крови. Может, в технологию закралась ошибка? Вдруг мои спутники упустили какой-то важный момент в процессе окрашивания пряжи? Хотя вряд ли. Все предельно просто, тут сложно что-то упустить. В XVIII веке братья Уллоа писали, что цвет хлопка различается в зависимости от времени, когда он был окрашен. Может, нужный час просто не пробил?

Секрет нитей цицит

Иногда вы отправляетесь за чем-то за тридевять земель, а потом находите намного ближе к дому, чем вы думали. Так случилось и со мной, когда я искала тирский пурпур. Я думала, что найду нужную краску в одноименном городе, но меня встретили лишь пустые чаны и могилы моллюсков. Я надеялась, что обнаружу ее в Мексике, но, несмотря на то что зрелище произвело на меня впечатление, я понимала, что римляне использовали какой-то другой способ.

В Англии я познакомилась с красильщиком по имени Джон Эдмондс, который в свое время помог мне в поисках индиго. Оказалось, что в последнее время он экспериментирует с другим синим красителем, который получают из моллюсков и которым красят цицит. Так называются сплетенные пучки нитей, которые иудейские мальчики и мужчины прикрепляют к одежде.

Итак, возникла проблема. Моисею было велено сказать сынам Израиля, «чтобы делали себе цицит (кисти видения) на краях одежд своих во всех поколениях своих и вставляли в цицит синюю нить. И будет она у вас в цицит, и увидите ее. И вспомните все заповеди Господни и исполните их, и не будете следовать за сердцем вашим и за глазами вашими, которые влекут вас к соблазну. Чтобы вы помнили и исполняли все заповеди Мои и были святы Богу вашему». В Талмуде говорилось, что кисти должны быть непременно синими, а объясняется это в трактате «Менахот»: «Синяя нить напоминает о море, а море напоминает о небе, а небо — о сапфировом Троне Чести». Один из современных исследователей считает, что белые нити цицит — это рациональное, а синие — магическое, и только вместе они могут напомнить о чудесах Вселенной. Как бы то ни было, о цицит позабыли в VII веке во время мусульманских завоеваний, в итоге рецепт «того самого» синего был утрачен.

Около тысячи трехсот лет у евреев не было нужного оттенка синего, но благодаря открытию Перкина ожили давно забытые воспоминания, и, вдохновившись новыми красителями, польский раввин Ляйнер стал изучать старые. Решил найти, что это за «хило зон», о котором говорит Талмуд, и пришел к выводу, что это живущий в Средиземном море кальмар, который выпускает особые чернила, когда чувствует опасность. В 1880-е годы химики предложили вполне приличную краску на основе этих чернил с добавлением железных опилок, так евреи снова обрели священные синие нити. Все шло хорошо вплоть до 1913 года, когда дотошный молодой ученый Ицхак Герцог решил посвятить диссертацию краске для цицит. Каково же было его удивление, когда оказалось, что краска Ляйнера даже не органическая, поскольку основную роль в процессе крашения играли опилки, а не чернила кальмара.