Стало понятно, что кора обладает свойствами, схожими с кусочками охры: желтый можно превратить в красный путем термической обработки, но в этом случае нужно добавить какую-то щелочь, например древесный пепел, а не просто прокалить, как охру. Пэтси показала мне книгу «Дух Арнемленда», в которой было несколько фотографий мальчика, раскрашенного для церемонии, — ему на лицо распылили белую охру (помните ту технику рисунков-отпечатков, что я видела в пещерах), а грудь расписали полосками желтой, белой и красной охры.

На другой фотографии я увидела церемониальную заплечную сумку одного из старейшин: цилиндрической формы, жесткую, как корзина, с узором в виде белых, красных и желтых ромбов. Я вдруг осознала, насколько четко красители растительного происхождения соответствуют краске из охры, красной, белой, желтой и черной.

— Осторожно, — мимоходом прокомментировала Пэтси, листая страницы. — Женщинам смотреть на это запрещено, — сказала она, указывая на другие иллюстрации. И пояснила: — Нет, на фотографии мы смотреть можем, нельзя только в жизни.

Значит, попадая в объектив фотокамеры, предметы утрачивают свой священный статус. Пэтси с детства пугали страшилками о женщинах, которых убивали за то, что они подглядывали за церемониями.

— Так было, пока не пришли белые, — сказала она, а потом задумчиво добавила: — Но, может, и сейчас так…

Через три дня мне в очередной раз отказали в посещении Арнемленда. Ну что же, я кружила вокруг охры и Арнемленда, разговаривала с людьми, которые использовали краски для охоты, видела, как их до сих пор используют на похоронах. Я познакомилась с красками, которыми женщины имитируют священные узоры. А теперь настало время для встречи с художниками.

«По дороге в Барунгу есть большое сборище художников», — сказали мне.

Я им позвонила, поскольку территория входила в охраняемую область к юго-востоку от Какаду.

— Можно ли мне приехать? Как я могу запросить разрешение? — эти вопросы я задала Дэвиду Лейну, координатору по искусству, и тот заверил, что разрешение он мне обеспечит, и подтвердил, что художники используют натуральную охру.

— Мы возьмем вас на ее поиски, если захотите.

Я взяла напрокат единственный доступный здесь транспорт — массивный патрульный «ниссан», в котором сразу ощутила себя Королевой Дороги, но, добравшись до места, почувствовала себя не в своей тарелке за рулем этой огромной машины, которая явно не вписывалась в пейзаж, поскольку обнаружила милое сельское сообщество около пяти сотен человек. Меня встретили плетеные заборы и ухоженная спортивная площадка, высокие дома в центре, окруженные газонами. Городок Бесвик возник в 1940-х годах в результате срочного переселения сюда аборигенов, когда Япония начала бомбежку прибрежных районов. Некоторые вернулись потом в Арнемленд, но многие остались, причем до сих пор мечтают вернуться домой. Одним из этих мечтателей был Том Келли.

Том, на лице которого шестьдесят прожитых лет не оставили и следа, сидел на крыльце здания Главного управления Бесвика. Раньше он работал на собственном пастбище, но после выхода на пенсию поселился в Бесвике и занялся изготовлением диджериду, или «бамбу», как называют этот популярный инструмент на креольском.

— Том один из лучших мастеров, — сказал мне Дэвид Лейн. — Он объехал чуть ли не весь мир со своим диджериду.

Том сухо кивнул и проворчал:

— Ну да, поездили.

Его группа, «Белые какаду», участвовала во многих международных музыкальных фестивалях. Правда, сейчас Том хочет лишь одного — вернуться в Арнемленд, в места, где родился, пока его жена совсем не разболелась. Из всех стран, которые Тому довелось посетить, ему больше всего по душе пришлась Америка, в особенности запомнились встречи с индейцами, которые, по его словам, «тоже рисуют охрой, как и мы».

Том с Дэвидом продемонстрировали мне диджериду. Эти похожие на колышки инструменты были разрисованы сценками и узорами из лилий, рядами змей и черепах самых разных цветов охры, а на одном я увидела на черном фоне концентрические красные круги, заполненные белыми черточками. Они изображают воду, сказал Том, а черточки — листья, падающие в родник.

Он и его родственники, Абрахам Келли и Танго Лейн Биррелл, вызвались отвезти меня на поиски охры, и вот тут я перестала стесняться своего огромного внедорожника, поскольку через десять минут мы свернули с главной дороги на нечто, что мои спутники тоже называли дорогой, хотя я сомневалась в правомерности подобного названия. Мы тряслись по колдобинам около километра, когда Том внезапно попросил остановиться. Автомобиль затормозил в центре непонятно чего, мы вышли, и тут я осознала, что мы стоим в гигантском ящике с красками. Высушенное дно ручья было не одного цвета, но дюжины, всех оттенков основных четырех цветов — темно-красного гематита, лимонно-желтого, белой глины и черного марганца. Все это выглядело так, как будто динозавры выплюнули жевательную резинку и оставили ее застывать. Всюду были рассыпаны цветная галька и камешки. Можно было взять любой, и в руках оказалась бы краска.

За ручьем Абрахам нашел большой плоский белый камень, который послужил одновременно и палитрой, и холстом, а Танго, прихвативший бутылку воды, показал мне, как правильно выливать на камень воду, затем взял булыжник и начал с усилием тереть, чтобы приготовить краску.